Качмар Замечали, по городу ходит прохожий (Леонид Мартынов, 1940)

Текст песни "Качмар — Замечали, по городу ходит прохожий (Леонид Мартынов, 1940)"

А в 45 он напишет «Лукоморье».

"в стихотворениях 40-50-х гг. лирический герой Л. Мартынова воспринимает поэзию как продолжающееся миротворение. Он создает миф о Лукоморье, «блаженной Гиперборее», соотносит его с античной мифологией, тем самым включая Лукоморье в контекст мировой культуры. Эта страна рождается как результат рефлексии, осознания своей силы, ответственности и, наконец, необходимости восстановить гармонию в пространстве природы и пространстве человека. Лукоморье становится проекцией личности лирического героя Мартынова".

«...достойно вынес упрямое незамечание его таланта, принимая роль «странного прохожего», ищущего вовсе не тот земной рай, иностранное название которое так трудно давалось Хрущеву, а некое официально не санкционированное призрачное Лукоморье, то ли пушкинское, то ли то, где луком морят. Началом стихотворения – таким музыкальным – можно было только упиваться, повторяя с наслаждением: «Замечали – По городу ходит прохожий? Вы встречали – По городу ходит прохожий, Вероятно, приезжий, на нас непохожий? То вблизи он появится, то в отдаленье, То в кафе, то в почтовом мелькнет отделенье. Опускает он гривенник в щель автомата, Крутит пальцем он шаткий кружок циферблата, И всегда об одном затевает беседу: «Успокойтесь, утешьтесь – я скоро уеду!» Но, надо же, это невинное поэтическое чудачество вызывало подозрительность и даже лицемерно трусливое возмущение (статья Веры Инбер...

Мартынов оставался долгое время невостребованным, и его тоненькая книжечка «Лукоморье», где не было ни одного даже просто хорошего стихотворения, а только гениальные, после войны валялась, не раскупаемая, на прилавках...

Но как только потянуло первым свежим ветерком после смерти Сталина Мартынов, поддержанный запоздалой, но первооткрывательской статьей Ильи Эренбурга, «понадобился» людям, и его весеннезелененький сборник середины 50-х неожиданно получил общенациональное признание, объяснение которого было расшифровано в одном из стихов самой этой книги: «Удивительно мощное эхо! Очевидно, такая эпоха».

Мартынов достойно выдержал многолетнее упрямое незамечание крупности его таланта, арест в 1932 году, когда его черт-те в чем обвиняли, даже в заговоре с целью отделить Сибирь от России.

Но крылья, привыкшие быть в тени столько лет, на обжигающем, а иногда и сжигающем свету прожекторов начали плавиться. В 1958 году, выйдя на трибуну писательского собрания, клеймившего Пастернака, Мартынов, не совершивший до этого ни одного дурного поступка и бывший для многих мерилом совести...» (Евтушенко)

А ведь писал:
И вскользь мне бросила змея:
«У каждого судьба своя!»
Но я-то знал, что так нельзя –
Жить, извиваясь и скользя.
1949

Но по Евтушенко после 50-х "поэзия из него почти бесследно ушла. Было лишь три-четыре всплеска перед тем, как талант поэта окончательно пошел ко дну"

* * *
Ко мне
Привязывались пьяные,
Желая, чтоб я их задел,
Но в мутные их, оловянные
Глаза спокойно я глядел.
Отмахивался нелюбезно я
От них, как будто от слепней.

Когда привязывались трезвые,
Вот это было пострашней.
1969

Ветерок
Тот ветерок,
От которого,
Думалось, веет прохладою, –
Что-то крепчает он здорово,
Так, что срываются, падая,
С яблонь тяжелые яблоки.
Мечутся в море кораблики,
Доки, плавучие фабрики,
Кажется, даже флотилии.
Это уже не идиллия!

Очень он жуткого норова –
Тот ветерок, от которого…
1972