А. Ахматова (исполняет А. Ардова) «Все мы бражники здесь, блудницы…» (1913)

Текст песни "А. Ахматова (исполняет А. Ардова) — «Все мы бражники здесь, блудницы…» (1913)"

Буквоед 19 марта 2015.

Лирическая героиня прекрасно осознает и свою греховность, и греховность остальных завсегдатаев кафе. В финале текста появляется мотив гибельной пляски. При этом танцующая девушка представляет собой двойник героини, надевшей узкую юбку, чтобы казаться стройней, понравиться мужчине с черной курительной трубкой. Фактически Ахматова рисует пир во время чумы. Несколько лет назад страна пережила Русско-японскую войну. За ней последовала первая в империи революция, которая не привела к полному разрешению социального напряжения. Пока страна находилась в кризисе, посетители «Бродячей собаки» пили и веселились. Впрочем, Анну Андреевну не устраивает не пир во время чумы как таковой, а то, что он со временем стал банальностью и пошлостью.

Мысль эта — о суровой каре за эстетизацию безнравственности — развернётся в лироэпическом полотне Ахматовой. Трилогия, которую составляют три поэмы «Реквием» «Путём всея земли» и «Поэма без героя», является панихидой по сыну и всем репрессированным, по себе и своему поколению, по новому поколению, которое расплатилось Второй мировой войной за пошлость и лицемерие предвоенного 1940-го года.

Ахматова посвятила «Бродячей собаке» стихотворения «Все мы бражники здесь, блудницы…» и «Да, я любила их, те сборища ночные…»

Для росписи стен кафе он пригласил известного художника С.Ю. Судейкина. В подвале устраивались лекции, спектакли, музыкальные и поэтические вечера. До начала Первой мировой войны главенство в «Бродячей собаке» принадлежало акмеистам, исполнявшим роль имперской богемы. Зачастую они приезжали в заведение после двенадцати ночи, а покидали его лишь под утро. Закрылся арт-подвал в марте 1915 года. Официальная причина – нелегальная продажа алкогольных напитков. Скорей всего, в действительности «Бродячая собака» прекратила существование из-за финансовых проблем. Несмотря на то, что кафе проработало всего около четырех лет, оно успело стать одним из символов Серебряного века.

Кабаре упоминается в многочисленных мемуарах. В частности, высокий, элегантный поэт-футурист Бенедикт Лившиц, о котором поклонники льстиво говорили, что вокруг него всегда пляшет хоровод из девяти муз, вспоминал о «Бродячей собаке» такими словами:
«Основной предпосылкой „собачьего“ бытия было деление человечества на две неравные категории: на представителей искусства и на „фармацевтов“, под которыми подразумевались все остальные люди, чем бы они ни занимались и к какой бы профессии они ни принадлежали».
Однако, тон в этом заведении до начала войны с Германией всё же задавали не футуристы, а акмеисты и их друзья. В этом артистическом подвале они жили «для себя» и «для публики», исполняя роль богемы имперской столицы. Съезжались обыкновенно после полуночи, а расходились — только под утро. Спустя 20 лет Лившиц в своих воспоминаниях оставил нам внешне ироническое, но по сути восхищённое описание этого «интимного парада», на котором поэт превращался в актёра на подмостках, а читатель — в зрителя. Вот всего один отрывок из его текстов, посвящённых этому времени:
"Затянутая в чёрный шёлк, с крупным овалом камеи у пояса, вплывала Ахматова, задерживаясь у входа, чтобы по настоянию кидавшегося ей навстречу Пронина вписать в «свиную» книгу свои последние стихи, по которым простодушные «фармацевты» строили догадки, щекотавшие их любопытство. В длинном сюртуке и чёрном регате, не оставлявший без внимания ни одной красивой женщины, отступал, пятясь между столиков, Гумилёв, не то соблюдая таким образом придворный этикет, не опасаясь «кинжального взора в спину».